Кожемякин не спал по ночам, от бессонницы болела голова, на висках у него явились серебряные волосы. Тело, полное болью неудовлетворённого желания, всё сильнее разгоравшегося, словно таяло,
щеки осунулись, уставшие глаза смотрели рассеянно и беспомощно. Как сквозь туман, он видел сочувствующие взгляды Шакира и Натальи, видел, как усмехаются рабочие, знал, что по городу ходит дрянной, обидный для него и постоялки слух, и внутренне отмахивался ото всего...
Ирина тоже заметно похудела за эти дни, лицо ее пожелтело,
щеки осунулись… но встретила она его с большей еще холодностью, с почти злорадным небрежением, точно он еще увеличил ту тайную обиду, которую ей нанес…
Хорошо рассказывал странник. Лицо у него было светлое и вдохновенное, голос проникал в душу. Кругом молчали. Солнце село. Никита смотрел на лежавшую перед ним фотографию и не мог оторвать глаз; высокий, худой и изможденный, стоял угодник на бревенчатом срубе; всклокоченная седая борода спускалась ниже пояса,
щеки осунулись, лицо было бледное и мертвенное; потухшие, белесые, как у трупа, глаза смотрели в небо.
С той памятной ночи, когда мы видели его в рыбацком шалаше, он страшно изменился:
щеки осунулись, скулы еще более выдвинулись, а раскосые глаза, казалось, горели, если это только было возможно, еще более злобным огнем.
Неточные совпадения
Козлов особенно отчетливо и даже предупреждающе грозно выговорил цифры, а затем, воинственно вскинув голову, выпрямился на стуле, как бы сидя верхом на коне. Его лицо хорька
осунулось, стало еще острей, узоры на
щеках слились в багровые пятна, а мочки ушей, вспухнув, округлились, точно ягоды вишни. Но тотчас же он, взглянув на иконы, перекрестился, обмяк и тихо сказал...
Улита стояла ни жива ни мертва. Она чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие со времени смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни превратилась в обрюзглую бабу. Лицо
осунулось,
щеки впали, глаза потухли, руки и ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
Цыганское лицо его, дышавшее когда-то энергией и напоминавшее лицо отца в минуты гнева, теперь
осунулось, опустилось; впалые
щеки, покрытые морщинками, и синеватые губы почти пропадали в кудрявой, вскосмаченной бороде; высокий стан его сгорбился; могучая шея походила на древесную кору.
Да уж изменился больно ён, прежде-то, при мундире да при орденах, красавец лихой был, а тут
осунулся, почернел, опять и одежа… одначе я-таки признал его, по рубцу больше: на левой
щеке рубец был, в Дагестане ему в набеге шашкой вдарили…
Веретьев не столько постарел, сколько
осунулся и опустился. Мелкие, тонкие морщины покрыли его лицо, и когда он говорил, его губы и
щеки слегка подергивало. По всему заметно было, что сильно пожил человек.
Безрукий и Таня оборвали песню. Таня сейчас же налила себе полстакана водки и выплеснула её себе в рот с такой быстротой, точно и у неё там угли горели и она хотела скорее потушить их. Взволнованный и уставший безрукий молча отдувался. Он как-то сразу
осунулся, у него ввалились
щёки, и глаза смотрели тупо, тускло и бессмысленно.
Румянец сбежал с ее
щек, глаза потухли. Она как-то разом
осунулась и подурнела.
Бедный Максим Кузьмич похудел,
осунулся…
Щеки его впали, кулаки стали жилистыми. Он заболел от мысли. Если бы не любимая женщина, он застрелился бы…
Мы сидели с Марьей Егоровной у столика.
Щеки ее
осунулись, натянулась кожа на скулах, но глаза, прислушиваясь, спрашивали о чем-то неведомом. Так смотрят глаза у девушек-курсисток, у молодых работниц.
Голос ее так задрожал, что Лука Иванович быстро поднял до той минуты опущенную голову и увидал, как глаза ее ушли в орбиты, а
щеки мгновенно
осунулись.
Горькая черта избороздила рот Луки Ивановича. Глаза его вспыхнули, в
щеках пробилась краска; но это было всего одну минуту. Лицо опять
осунулось, взгляд потух, на лбу ж легли две резкие линии; он что-то сообразил.
Княжна Лидия Дмитриевна стала неузнаваема. Она страшно похудела и
осунулась, цвет лица приобрел снова восковую прозрачность, впалые
щеки и глаза горели: одни зловещим румянцем, а другие каким-то странным, неестественным блеском.